Прозвучавшие почти одновременно недавние призывы Юрия
Шевчука и Алексея Девотченко к своим собратьям по
творческому цеху и ко всей прогрессивной российской общественности
не только по сути дела, но и по форме напомнили памфлет «Жить не по лжи!», с которым в теперь уже далеком 1974 году
обратился к согражданам Александр Солженицын. Хотя высказанные ими тезисы
существенно различаются: Шевчук
призывает к активному протесту против нынешнего режима, а Девотченко – к
пассивному сопротивлению ему в форме отказа от сотрудничества с властями и их
сателлитами, их пафос во многом совпадает. Обе модели демонстративной
нелояльности и открытого нонконформизма так или иначе ориентированы на подрыв
статус-кво, апеллируя при этом к моральным ценностям граждан и сообществ,
подобно знаменитому высказыванию Солженицына, прозвучавшему накануне его
высылки из Советского Союза.
Однако, хотя «Жить не по лжи!» во времена «застоя» расходилось узкими ручейками
в самиздате, а высказывания Шевчука и Девотченко стали лидерами рейтингов
интернета, могу предположить, что эффекты этих призывов окажутся обратно
пропорциональными объему их аудитории. И дело здесь вовсе не в личностях
авторов (вызывающих у меня безусловное уважение), а в тех позитивных и
негативных стимулах к нонконформизму, которые создавал советский режим 1970-х
годов и российский режим 2010-х.
Как 30–40 лет назад в СССР, так и сегодня
в России, монополизировавшие власть правящие группы пытаются, с одной
стороны, обеспечить лояльность общества, а с другой – не допустить прямых
проявлений публичного протеста с его стороны. В Советском Союзе на
индивидуальном уровне можно было (хотя и с ограничениями) слушать зарубежные
«голоса» вместо того, чтобы смотреть программу «Время», играть рок-н-ролл
вместо песен о Малой Земле, и посещать богослужения вместо партсобраний. Нельзя
было проявлять неподконтрольную коллективную активность в форме тех или иных
действий – и довольно значительная часть граждан уходила в те или иные ниши,
безопасные как для режима, так и для них самих. Эскапизм поощрялся отнюдь не
угрозой репрессий со стороны властей, а неспособностью режима предложить
гражданам позитивные стимулы к лояльности. Те, кто ходил на партсобрания и
смотрел программу «Время», не слишком выигрывали в своем социальном статусе и
материальном положении в сравнении со слушателями «Би-би-си» и любителями
рок-н-ролла. Более того, для некоторых нонконформистов неконтролируемая
активность на ниве рок-н-ролла могла повлечь за собой не только краткосрочные
издержки, но и долгосрочные выгоды, примером чему служит биография Шевчука.
Призыв Солженицына «Жить не по лжи!» пал на благодатную почву не столько из-за
своей моральной привлекательности, сколько оттого, что издержки пассивного
сопротивления советскому режиму в форме «ухода» были для советских граждан не
очень велики, а выгоды от лояльности режиму явно их не превосходили. Неудивительно,
что когда правящие группы прекратили стимулировать лояльность, то защищать
статус-кво оказалось попросту некому.
Сегодняшние российские власти, похоже, извлекли уроки из
опыта недавнего прошлого, и вполне преуспели по части создания
позитивных стимулов к лояльности – прежде всего, стимулов материальных. Не
случайно тот же Девотченко с такой горечью говорит о гонорарах за корпоративные
концерты и телешоу, участие в которых может обеспечивать представителям
творческих профессий вполне себе безбедное существование в обмен на их
верноподданное поведение. Проще говоря, лояльность властям и режиму в целом
сегодня выгодна с точки зрения материального положения и социального статуса, в
то время как нонконформизм оборачивается как минимум упущенными доходами. Хотя
издержки пассивного сопротивления режиму для российских граждан сегодня близки
к «нулю», да и активное сопротивление ему в форме «протеста» наказывается куда
менее жестко, чем во времена Солженицына, стимулы к лояльности попросту нечем
перебить. По крайней мере, в краткосрочной перспективе тем, кто откликнется на
призывы Шевчука и Девотченко, можно рассчитывать лишь на одобрение некоторых из
сохраняющих лояльность режиму друзей и коллег, но не более того (хотя и не
менее). Как показывает опыт, для нелояльности этих стимулов явно недостаточно.
До тех пор, пока российские власти – главным образом, посредством
распределения ренты – способны поддерживать лояльность если не большинства, то
значительной части своих сограждан, призывы к нонконформизму останутся не то
чтобы гласом вопиющих в пустыне, но достоянием узкого круга общественности.
«Одно слово правды», о котором писал Солженицын, весь мир не перетянет не
потому, что нонконформистам не дадут донести его до сограждан (подобно словам
Солженицына в 1970-е), а потому, что к этому слову в 2010-е оказывается
особенно некому, да и незачем прислушиваться. Спрос на нонконформизм в
российском обществе возникнет не из-за призывов достойных людей, но из-за
подрыва стимулов к лояльности режиму. А это произойдет лишь тогда, когда
материальные выгоды от лояльности перестанут быть значительны. То есть, либо
когда актеры, к которым обращался Девотченко, будут получать не по 10 тысяч
рублей в месяц, а доходы, позволяющие не прогибаться перед властями и их сателлитами,
либо когда власти исчерпают ресурсы для распределения ренты – то есть, как пел
Шевчук, «когда кончится нефть».
